Без рычагов
Описать собирающийся «стихийный митинг против терроризма» проще всего словом takoe. Непонятно до конца, какова его семантика, но оно выражает всю мою глубину сомнения против оправданности такого рода действий. В действительности, если называть это «вечером памяти» — то все вроде бы неплохо, после трагедии у людей есть потребность ощутить некоторую общность, увидеть, что есть другие вокруг, которым так же не безразлично происходящее, но если называть это митингом — сразу возникают вопросы.
По сути митинг — это мероприятие, при котором граждане собираются в публичном месте и озвучивают свои требования к власти. То есть считается, что во-первых, эти требования есть, что они общие для всей группы и что на данный момент власть их не слышит, не замечает или не воспринимает их важность. Своего рода публичное волеизъявление части народа и предложение остальным гражданам присоединиться к требованиям или вступить в публичную дискуссию, а власти — разобраться в проблеме и устранить ее. Это здоровый демократический механизм, призванный устранить перекосы, при которых власть слишком увлекается «междусобойчиком» и забывает, что они поставлены на свои посты народом и призваны исполнять волю народа, который у нас по Конституции является единственным носителем этой власти1.
Противоречие возникает сразу же, когда митинг спускается сверху как идея власти. Получается, что власть требует, чтобы люди вышли на улицы требовать от власти то, что потребовала требовать у них власть. Эдакий уроборос, кусающий себя так глубоко, как только может заглотить. Естественно в таком варианте к митингу данный процесс не имеет никакого отношения.
Впрочем, если продолжать развивать эту тему, то мы в очередной раз просто «отработаем инфоповод». Есть событие, в данном случае трагичное, и по прошествии одного-двух дней изо всех щелей начинает лезть «аналитика» — что произошло, что нужно делать и как дальше жить.
Я же хочу отойти чуть в сторону и показать, почему проблема терроризма в принципе неразрешима для государства, основным инструментом осуществления власти которого является монополизация насилия. Такими являются все привычные нам европейские государства, США, Россия и многие другие2.
Почему у государства нет рычагов воздействия на смертников. Потому что монополизация насилия по сути — это форма угрозы жизни и здоровью гражданина в том случае, если он не будет подчиняться законам. Для того, чтобы данная угроза возымела действие необходимо, чтобы гражданин боялся потерять свою жизнь.
А что делать с теми, кто не боится?
Что весь наш репрессивный аппарат может сделать с человеком, который не ценит собственную жизнь выше собственных убеждений? Условный Павленский, прибивающий себя к брусчатке на Красной площади. Ты можешь его схватить. Ты можешь его пытать. Он возможно будет кричать, рыдать и умолять о пощаде — это естественное свойство человеческого организма. Но если его воля выше физических неудобств — он вернется и продолжит свое дело.
И Павленский, и условный смертник в метро — это две стороны одной медали. И для одной, и для другой вред, причиняемый себе — сопутствующий урон, мелкая помеха для достижения собственных целей. И сколь не расширяйся машина госбезопасности, сколько рамок не ставь в метро, сколько полицейских на душу населения не выводи на защиту правопорядка — для таких людей это не помеха. Ты можешь их физически уничтожить, но на их место придут другие, во все времена находились люди, ставящие убеждения выше собственной жизни.
И даже если цена ошибки — собственная жизнь, это не самая большая проблема. Потому что цель оправдывает средства.
Что можно противопоставить механизму репрессивного насаждения собственной воли? Только культурный. Создание города-сада, общества всеобщего благоденствия, которое не будет нужно взрывать, потому что жить в нем — благо само по себе. Ни один нормальный человек не будет сжигать собственный дом, в котором ему уютно и комфортно.
А если и будет — общество само нейтрализует его вовремя. Потому что у такого общества будет то, чего нет сейчас — монополия на насилие. А общества куда более скоро на расправу и гораздо лучше разбирается в причинно-следственных связях на местах.