Я стараюсь не реагировать на ползающие по сети медиаповоды — их слишком много, а я один. Тем более, что повестка формируется исходя из запроса на привлечение посетителей и создание инфоповодов, заголовки становятся все крикливее, а поводы — все незначительнее. Но есть вещи, мимо которых очень сложно пройти.

Одна из таких вещей — это заполнившая соцсети новость о том, что Россию на Евровидении будет представлять певица с инвалидностью. Именно под таким заголовком новость массово размножилась в моем Фейсбуке. Впрочем, на отдельных сайтах заголовок новости не такой кричащий.

И здесь у меня наступает ступор, потому что мы вступаем в область действия двойственной морали, раздробленной и растасканной по полюсам. С одной стороны выступает требование «относиться к инвалидам как к нормальным людям», а с другой — «посмотрите, как много он добился, а он инвалид».

Я прекрасно понимаю, что общество многополярно и существует множество противоречащих друг другу точек взгляда на проблему инвалидности в обществе, но все же стоит признать, что если мы хотим равенства между всеми людьми, вне зависимости от их физических возможностей, то стоит принять хотя бы одну из позиций.

1. Люди не равны и не могут быть равны в силу своей природы. Один спокойно жмет от груди 120 кг, а у другого мышечная дистрофия. Один видит две звезды в созвездии Большой Медведицы, а другой не видит собственных пальцев. Случай сделал нас разными изначально, а значит нужно признать этот факт и жить дальше.
2. Люди равны, а все то, что делает их разными — лишь незначительные вариации одной нормы. То, что инвалиду-колясочнику тяжело взбираться по ступеням — это проблемы ступеней, а не инвалида. Просто физически здоровый человек — это отклонение от нормы, и то, что мы подстраиваем мир под него — это огромная ошибка.

При взгляде со второго полюса мы фактически заменяем идею «человека с ограниченными возможностями» идеей «человека с расширенными возможностями». Если я — физически здоровый крепкий молодой мужчина в самом расцвете сил¹, то я могу сделать многое такое, что не могут сделать другие люди. Например, я мог бы взобраться к себе в квартиру на 4 этаж по канату². Но тот факт, что я могу это сделать не означает, что мы немедленно должны отказаться от лифтов и начать оборудовать жилые дома канатами. Потому что я могу это сделать сейчас, а завтра… завтра все может поменяться.

Сейчас для множества людей наш мир предоставляет требования научиться забираться по канату на высоту 15 этажа.

Кроме того, большая часть социальных взаимодействий никак не зависит от того, есть ли у собеседника глаз или рука, проходит ли он курс химиотерапии или находится на 8 месяце беременности.

Мир физически крепких людей — это мир спортсменов, которые подстроили окружение под себя по праву силы. И продолжая поддерживать его, мы фактически запрещаем себе старость, болезнь и немощь. Мы запрещаем себе то состояние, в котором мы вынуждены будем покинуть этот мир силы и перейти в другой, где три ступеньки троллейбуса — это непреодолимое препятствие. Вместо страховки рисков, вместо того, чтобы подстелить себе соломку сейчас, пока на это есть силы, мы собственными руками создаем себе страх и ужас будущего. Будущего, когда мир отторгнет нас.

Кто-то из нас собирается жить вечно?

С другой стороны, общественное отношение к инвалидам как к «неполноценным» людям рождает страшные химеры сознания. Если инвалид рисует картины на уровне 4 класса церковно-приходской школы — мы обязаны их полюбить всей душой, потому что «смотрите, он инвалид, а не опустил руки и научился рисовать». И нас не должно волновать то, что картины, положа руку на сердце, ничего из себя не представляют.

И когда я вижу новость, что «Россию будет представлять певица с инвалидностью», я не понимаю, почему это новость. Чем певица с инвалидностью отличается от любой другой певицы? Я послушаю ее песни и решу для себя. Если они мне не понравятся — то никакая инвалидность не заставит меня слушать ее выступление.

А если понравится — то какая разница, что с ее физическим телом?

1. Будем считать, что здесь нет сексизма и я пишу о себе ↩

2. На самом деле нет ↩